Расстался я с ним в июне месяце. Он пришел тогда ко мне, свернул махорочную козью ногу и сказал мрачно:— Ну, вот и кончил университет.
— Поздравляю вас, доктор, — с чувством ответил я.
Перспективы у новоиспеченного доктора вырисовывались в таком виде: в здравотделе сказали: «вы свободны», в общежитии студентов‑медиков сказали: «ну, теперь вы кончили, так выезжайте», в клиниках, больницах и т. под. учреждениях сказали: «сокращение штатов».
Получался, в общем, полнейший мрак.
После этого он исчез и утонул в московской бездне.
— Значит, погиб, — спокойно констатировал я, занятый своими личными делами (т. наз. «борьба за существование»).
Я доборолся до самого ноября и собирался бороться дальше, как он появился неожиданно.
На плечах еще висела вытертая дрянь (бывшее студенческое пальто), но из‑под нее выглядывали новенькие брюки.
По одной складке, аристократически заглаженной, я безошибочно определил: куплены на Сухаревке за 75 миллионов.
Он вынул футляр от шприца и угостил меня «Ирой‑рассыпной».
Раздавленный изумлением, я ждал объяснений. Они последовали немедленно:
— Грузчиком работаю в артели. Знаешь, симпатичная такая артель — шесть студентов 5‑го курса и я…
— Что же вы грузите?!
— Мебель в магазины. У нас уж и постоянные давальцы есть.
— Сколько ж ты зарабатываешь?
— Да вот за предыдущую неделю 275 лимончиков.
Я мгновенно сделал перемножение 275×4 = 1 миллиард сто! В месяц.
— А медицина?!
— А медицина сама собой. Грузим раз‑два в неделю. Остальное время я в клинике, рентгеном занимаюсь.
— А комната?
Он хихикнул.
— И комната есть… Оригинально так, знаешь, вышло… Перевозили мы мебель в квартиру одной артистки. Она меня и спрашивает с удивлением: «А вы, позвольте узнать, кто на самом деле? У вас лицо такое интеллигентное». Я, говорю, доктор. Если б ты видел, что с ней сделалось!.. Чаем напоила, расспрашивала. «А где вы, говорит, живете?» А я, говорю, нигде не живу. Такое участие приняла, дай ей Бог здоровья. Через нее я и комнату получил, у ее знакомых. Только условие: чтобы я не женился!
— Это что ж, артистка условие такое поставила?
— Зачем артистка… Хозяева. Одному, говорят, сдадим, двоим ни в коем случае.
Очарованный сказочными успехами моего приятеля, я сказал после раздумья:
— Вот писали все: гнилая интеллигенция, гнилая… Ведь, пожалуй, она уже умерла. После революции народилась новая, железная интеллигенция. Она и мебель может грузить, и дрова колоть, и рентгеном заниматься.
— Я верю, — продолжал я, впадая в лирический тон, — она не пропадет! Выживет!
Он подтвердил, распространяя удушливые клубы «Ирой‑рассыпной»:
— Зачем пропадать. Пропадать мы не согласны.
Из: М. Булгаков. «Столица в блокноте»
